Мнения
/ Интервью

15 сентября 2020 11:22

«Мне нужен обвинительный приговор»

В Великом Новгороде началось судебное рассмотрение дела об изнасиловании журналистки интернет-издания «Новгород.ру» Алины Щегловой. Обвиняемый – экс-редактор муниципальной газеты «Новгород» Михаил Боголюбов. Ему может грозить до шести лет лишения свободы. «Мне не важно, каким будет наказание. Мне нужен обвинительный приговор», - говорит Алина, ей важно, чтобы все случившееся было названо своими именами, а не случайным сексом по обоюдному согласию.

«Он»

За весь разговор Алина ни разу не назвала обвиняемого по имени, фамилии, даже по должности – только нейтральное и отстраненное «он». На очной ставке, по словам журналистки, «он» уверял, что все произошло по обоюдному согласию и ей даже «понравилось».  То, как это на самом деле ощущала сама Алина, она описала в начале октября прошлого года в открытом telegram-посте.

«Ночью 27 сентября в Великом Новгороде произошло изнасилование. 

Сделал это человек с хорошей репутацией, фактически друг нашей семьи — я знала его лет десять, супруг мой в три раза дольше. Это был человек, которому я полностью доверяла», - писала Алина.

27 сентября у новгородских журналистов был праздник. Местное отделение Союза журналистов раздавало премии «Феникс» лучшим по профессии. В тот же день Алине торжественно вручили членский билет СЖ. Праздник проходил в стенах Десятинного монастыря. А после официальной части компания из полутора десятков коллег отправилась продолжать вечеринку в расположенную ближе всего к монастырю редакцию газеты «Новгород».  

- Я попала туда первый раз и... вот так попала, - вспоминает Алина, - Примерно к 23 часам все стали расходиться. Одна из свидетельниц в своих показаниях потом говорила, что ей показалось, что он их выгоняет. Я не знаю, что он им говорил, но мне кажется, что не без его участия у тех, кто уходил, сложилось впечатление, что мы хотим остаться вдвоем. Только я ничего такого не хотела.

По словам Алины, еще в середине вечера Боголюбов предложил поехать домой вместе на такси, раз уж они живут в одном районе. Это обычная практика – вызвать одно такси на двоих – и удобно, и недорого.

- Я подумала: «Отлично, могу позволить себе выпить, до дома доберусь». Я не ожидала ничего плохого от этого человека. Когда люди стали расходиться, он подошел ко мне и сказал, что уже вызвал машину. Только через полгода, когда уже шло следствие, я узнала, что он этого не сделал. Он мне соврал, сказал, что такси не едет, наверное, потому что пятница, вечер, и надо подождать. Это тоже меня не насторожило нисколько – это тоже стандартная ситуация. Но я почувствовала себя нехорошо, а потом и вовсе отключилась.

«По его версии, всё было добровольно, по взаимному согласию. Но я слишком брезглива, чтобы соглашаться на секс с не самым приятным мне человеком в грязном, маленьком, вонючем туалете редакции. 

Не было никакой добровольности, когда я теряла сознание и падала на пол грязного туалета. Я не соглашалась на то, чтобы он разорвал мне платье. Я не могла дать согласие на то, чтобы он поднимал меня за волосы с пола этого туалета и тащил в кабинет редакции. Когда он прекратил меня удерживать, я выбежала на улицу босиком. Наверно, все так делают после взаимного согласия?» - описывала случившееся Алина в Telegram. Дома она была только в третьем часу ночи.


Справка

Уголовное дело возбуждено и рассматривается в суде в рамках пункта 1 статьи 132 УК РФ – «действия сексуального характера с применением насилия или с угрозой его применения к потерпевшему (потерпевшей)… либо с использованием беспомощного состояния потерпевшего (потерпевшей)».

Мера наказания: лишение свободы на срок от 3 до 6 лет.


«Зачем вам это?»

- Насколько для вас было сложно опубличить случившееся?

- Непросто, конечно. Но еще более непросто было для меня наблюдать, как пытаются это дело закопать.  Уголовное дело не могли завести больше двух недель, я посчитала нужным заявить свою позицию публично, - объясняет Алина.

После случившегося для начала пришлось ждать два дня, чтобы снять синяки и ссадины в травмпункте – по выходным он не работал. 30 сентября, в понедельник, сразу от врачей Алина отправилась в следственный комитет – подала заявление. В тот же день, вечером, ей позвонила жена Боголюбова – полковник полиции, и попросила забрать заявление, обещала даже выяснить, как это лучше сделать.

- Такие заявления нельзя просто взять и забрать. Иначе будешь обвинен по статье за ложный донос. Но его жена обещала все разузнать. Мне она говорила, что его семья разрушена, что он лишится работы, что у него дочь узнает, и мои дети узнают. Минут 20 так меня обрабатывала. Чуть позже она мне прислала смс (оно приложено к делу), что следователь Виноградов будет ждать меня в такое-то время, и я смогу забрать заявление и написать объяснительную. Но вообще-то в девять вечера нельзя позвонить в СК и спросить, кто ведет дело и как забрать заявление. Так не делается. На следующий день Виноградов уже сам мне позвонил и спросил, где же я, я же собиралась прийти. Не собиралась! Но все-таки дошла до СК. И следователь стал мне намекать, что многие узнают, «зачем вам это». Как будто то, что со мной случилось – это менее важно и значимо, что люди об этом узнают. Да, узнают, но это же не моя вина, что так случилось. Почему мне-то должно быть стыдно? Моей вины в случившемся нет.


Раскол в благородном Союзе

Произошедшее с Алиной стало причиной скандала в новгородском отделении Союза журналистов. Там о случившемся знали еще до того, как Щеглова написала публичный пост в Telegram, но никаких официальных заявлений, выводов не последовало. Когда об этом узнали в Москве (причем одному из секретарей СЖР о заявлении Алины рассказали коллеги из Брюсселя, куда новость дошла после огласки в СМИ), от регионалов потребовали объяснений. 16 октября три секретаря СЖР приехали в Новгород. Вскоре последовала отставка председателя местного отделения.


Алина рассказывает, как не спеша подвигалось расследование. В первый же день она принесла вещественные доказательства – разорванное платье, пиджак.

И у меня их не взяли: «Ну, потом. У нас сейчас много убийств, затеряются». В итоге платье приняли через неделю, а пиджак –только в феврале. 

- Я видела в деле положител

ьную характеристику на него от мэра Новгорода. Я знаю, что пытались давить на журналистов, которые об этом писали. Редактора одного из изданий вызывали в следственный комитет и требовали с него подписку о неразглашении. Но он не участник событий, и более того, в тот момент еще даже не было возбуждено уголо

вное дело. Никто не имел права требовать с него такую подписку, но его все равно вызвали на ковер и требовали замолчать. Хотя новости он писал совершенно нейтральные.

Уголовное дело было возбуждено только 16 октября. Больше девяти месяцев шло следствие, затянувшееся еще и из-за коронавируса и вынужденного отпуска следователя.


«И накажу я себя сам. Жестко»

Михаил Боголюбов свою вину не признает. На стадии следствия он настаивал, что все произошло по обоюдному согласию. Сам факт случившего он не отрицает.

Уже в ночь на 28-е сентября 2019 года он писал Алине в смс (трубку она не брала):

«Алина, я знаю, ты никогда не простишь меня, я никогда не прощу себе этого. Единственное, при всем этом я никогда не посмел бы унизить тебя просто от хотения. Не тот я. Неадекватное состояние не прощение, я понимаю. Но эта мерзость случилась… просто как ты ответила мне согласием на вот… это продолжение по пьяни. Лучше бы убила. Прошу только об одном, не ломать друг другу жизни продолжением. Я потерял друга, я потерял себя, уважение к себе самому. Со всей этой мерзотности. Это правда. Я полный и гнусный мудак, я знаю. И накажу я себя сам. Жестко».

Переписку позднее опубликовала журналистка.

В октябре 2019-го в комментарии «Лениздату» Михаил говорил, что все, что рассказывает Алина – это «ее позиция». «То, что, на мой взгляд, действительно имело место, я буду излагать органам следствия, которые уже и вынесут правовую оценку», - говорил Михаил и просил «преждевременно на развешивать ярлыки в обе стороны, соблюдать простые этические нормы и не выносить какие-либо приговоры заранее».

Спустя еще несколько дней он выступил с обращением на своей странице в Facebook (сейчас оно не доступно для пользователей, которые не добавлены в друзья у Михаила). В нем главред писал: «Я молчал. Да, наверное, слишком долго, хотя грязью облили уже мою семью, а мне самому многие СМИ вынесли, по сути, приговор. Я молчал и из-за того, что домыслов про некое давление на следствие хватало с избытком, и потому что представлять оппонирующую сторону в неприглядном свете, живописать происходившее (хотя, понятно, захватывающую историю про грязный и вонючий туалет переплюнуть сложно), желания не было». О том, что случилось в редакции «Новгорода» в ночь на 28 сентября, Боголюбов не сообщал. «Время пройдет, а личная трагедия людей – нет», - завершал свой пост Михаил.

В октябре он ушел в отпуск, затем вернулся в редакцию. Только 30 декабря стало известно, что Боголюбов по собственному желанию покидает пост главного редактора муниципальной газеты, чьим учредителем является администрация города.


«Я знала, что меня будут рассматривать со всех сторон»

За прошедший год Алине пришлось выслушать и прочитать немало упреков в своей адрес: «сама виновата», «решила хайпануть», «хочет занять место главреда в газете». Так про журналистку говорили и писали не только интернет-тролли, но и коллеги из СМИ, те, с кем она прежде была знакома.

- Поскольку я феминистка и я читала о подобных случаях много раз, я знала, чем это все обернется. И так и произошло. Все эти гадкие комментарии, ужасные письма – но это просто наше общество. От этого никуда не деться. Надо было решать – доводить дело до конца, либо отступаться, потому что незнакомые мне люди будут писать мне гадости, - говорит Алина. - С поддержкой тоже было много писем. И я их до сих пор получаю. Но самое печальное и к чему я не была готова, это то, что мне писали женщины, которые в свое время не смогли в аналогичной ситуации подать заявление. Они пишут, что следят за моим делом, потому что для них это тоже важно: «Считайте, что представляете не только себя, но и нас». Это для меня довольно болезненно. Я представляю, насколько женщине тяжело чувствовать себя бессильной в такой ситуации.


По мнению экспертов, только в 1% случаев насилия над женщинами дела доходят до суда.


1280x1024_hand-1832921_1280.jpg

- То, что с вами случилось, могло произойти с любой женщиной. Это история не про журналистику. Но с другой стороны, именно журналисты пишут про маньяков, говорят про проблему насилия, и кому как не им в такой ситуации встать на защиту. И получается, что все-таки это и про журналистику, про профессию. Разве нет?

- Ситуация действительно двоякая. Я понимаю, что об этом важно и нужно говорить, но это не та тема, которую я хотела бы освещать с позиции жертвы. Я пришла на работу в независимое издание «Новгород.ру» в ноябре 2018 года. Спустя год я влипла в эту историю. И для многих, кто следит за нашей журналистикой, я новичок, который внезапно оказался в центре федеральной повестки, пусть и на короткое время. Не было крупного издания, которое бы об этом не написало. Но это не значит, что именно это определяет меня как журналиста. Я пошла в правоохранительные органы и заявила о случившемся потому, что до этого год я писала про врачей, которые судятся за свои права, про жителей крошечной деревни, которые борются за нужную им дорогу. Видя, как люди за себя воюют, я в ситуации, когда мне нужна была поддержка, решила: а почему я про них пишу и поддерживаю своими публикациями, а для себя не могу сделать того же самого? То есть, скорее всего, если бы я не была журналисткой такого независимого издания и не готовила таких текстов – я бы не пошла писать заявление в СК.

- А про насилие над женщинами вы прежде делали статьи?

- Нет, эта тема никогда не была частью моей работы, только личным интересом, я интересовалась феминизмом, а там очень быстро приходишь к теме насилия. Феминизм же научил меня не брать вину на себя. Многие женщины винят себя в случившемся, оправдывают насильника тем, что была не слишком трезва, не очень осторожна, не там оказалась, не то сказала, не закричала или слишком громко закричала. Но не она же принимала решение.

Я знала, что меня будут рассматривать со всех сторон, обсуждать: приличная или нет, где меня носит по ночам, сколько я выпиваю, как часто. Но я хочу, чтобы хоть что-то поменялось. У нас же до сих пор нет даже и на предоставление психолога жертвам насилия, которые приходят за помощью к правоохранителям, хорошо, если нормально поговорят, не оскорбляя. Когда мне следователь намекал, что, может, стоит забрать заявление, я ему сказала, что у меня две дочки, как я им буду в глаза смотреть, если я не смогла себя защитить.

- Все случившееся как-то сказалось на вашей журналисткой работе?

- Нет. Я как работала в «Новгород.ру», так и работаю. Кто-то думал, что я после скандала поеду работать в Москву, что я буду выступать на первом канале или у Малахова. Но так же не произошло. От Малахова, кстати, приезжали, звали на передачу, предлагали деньги, я отказалась. Это не то медиа, с которым я бы хотела разговаривать. Домыслы, что я хочу занять пост главреда в газете «Новгороде» - это все настолько глупо. Скучнее работы я в этом городе для себя не представляю даже. Это же просто муниципальная газета, которая пишет по заказу мэрии то, что можно. Сейчас меня никто не ограничивает, я пишу о чем хочу и как хочу. И эта свобода и дала мне силы бороться и за себя в том числе. И я не собираюсь переезжать в Москву. Я здесь живу, у меня трое детей, они тут ходят в школу и в садики, мне нравится моя работа. Я региональный журналист.